Сказка о гадком утенке

Жил был на свете один утенок. Точнее он жил не один. Он жил в семье. У него была заботливая и очень ласковая мама-утка, строгий и холодный папа- селезень, младшая сестренка и 2 брата, которые были старше его.
Папа стал рано приучать детей к труду. Дочка помогала маме по хозяйству, а сыновья отцу. С самого раннего детства, как только оперились, научились ходить и плавать, они строили с ним вместе новый дом для их семьи, добывали на пропитание червяков и зерна. Им приходилось несладко, хотелось поиграть с другими утятами, чьи отцы не были так строги, но перечить своему было бессмысленно. Он держал детей в ежовых рукавицах, считая, что только так из них выйдет толк.
Ни сказки, ни мультфильмы, ни футбол, ни какие другие развлечения не были для них доступны. Работа. С утра до ночи.
Старшие братья были жесткими, сильными и быстрыми. Они легко справлялись с тем объемом работы, который давал им отец. Витек же был романтиком. Он то и дело отвлекался на цветы, если шел за водой, бросал доску, которую нес отцу, если нужно было помочь выпавшему из гнезда птенчику, заслушивался свирелью пастуха, поэтому его стали считали рассеянным, слабым, никчемным.

Так казалось ему.
Сделаны эти выводы были им из того, что на него частенько прикрикивали, братья откровенно смеялись над в лицо, называя слабаком, говорили- "мы давно уже все сделали и пойдем гулять, а ты всё еще копаешься!", отвешивали ему подзатыльники.
Папа одобрительно смотрел на старших и с горечью (ему казалось так) на него.
А однажды он услышал, как селезень отец говорил матери утке: "Мне кажется, наш сын растет каким-то непутевым!"
И это запало ему в душу.

Он смотрел на братьев и видел крепких, пышущих здоровьем, сильных. веселых, и все же немного жестоких утят.
Он подходил к зеркалу и видел маленького забитого утенка. Слабого и непутевого.

Гадкого.

Так казалось ему.
На самом же деле все три утенка были совершенно одинаковы. И по росту, и по крепости тельца, и по красоте оперенья.
Просто Витек был другим. Он отличался от них красотой души. К сожалению, он не понимал этого.
Мама-утка видела, как не сладко приходится ее среднему сыночку. Она всегда жалела его, давала ему потихоньку от отца и других детей самые вкусные кусочки. Помогала ему тайком выполнять тяжелую работу. И одна она в целом мире была добра с ним. Именно с ее легкой руки он и стал Витёк, хотя других называли только полными именами. Но и она считала его странным.
Утенок привык считать себя слабым.
Он когда-то услышал сказку о гадком утенке, и ему казалось, она написана про него. Иногда он думал, что яйцо, из которого он вылупился, случайно закатилось в эту семью, и он здесь чужой.
Он ждал, когда же, наконец, вырастет и станет прекрасным лебедем, найдет свою стаю, и будет там таким же как они. Красивым, гордым, и все вокруг разинут рты от восхищения, включая его братьев и отца. Мечтал, что б поняли, что напрасно над ним смеялись, и называли никчемным. А маме-утке хотелось показать, что не зря она так нежно относилась к нему, что он достоин этой любви.
Года шли, но картина в зеркале не менялась. Братья были все так же хороши, а он оставался таким же гадким.
И чем дальше, тем больше становился не увереннее в себе, чем дальше, тем меньше ему нравилось свое отражение в зеркале. Он катастрофически не нравился себе. Все больше и больше. Неуверенность от этого росла еще больше, увеличиваясь, как снежный ком.

Утята выросли и стали селезни, Братья закончили школу, пошли работать и вскоре организовали свое дело. Отец нарадоваться не мог на них. Алиса выучилась в университете и стала успешным менеджером. Витек, который для всех так и остался Витьком, хоть и стал взрослым селезнем (а не прекрасным лебедем, самым обычным селезнем, как и вся его, выходит, все же родная, семья) получил высшее образование, причем на бюджете. Учился очень упорно и вскоре стал работать в очень известной компании, и зарабатывать больше отца и братьев вместе взятых.
Но отец все же гордился старшими братьями, они не сходили у него с уст. Заслуги Витька он не обсуждал
А так как Витек продолжал чувствовать не таким как все, он продолжал считать себя гадким.

Шли годы.
Уточки мало обращали на него внимания, хотя братья уже женились.

Витек был очень одинок и несчастен. Однажды он сидел на берегу моря (он мечтал побывать на нем и приехал сюда), опустил лапки в воду и грустил. Мимо летела белая чайка.
Она летела, не замечая его.
"Здравствуй, прекрасная чайка!"- сказал негромко, не рассчитывая на ответ.
"Здравствуй, селезень"- крикнула чайка.
"Может познакомился?- крикнул он- лети сюда. Мне очень грустно и одиноко!"
Чайка, как ни странно, изменила траекторию своего полета и спустилась на воду рядом с ним, с интересом глядя на него.
"Я Витек, а тебя как зовут?"
"Меня, Виктор, зовут Алиса."- ответила она.
" Ух ты! Так зовут мою сестру. А я Витек, а не Виктор. Все зовут меня так"- сказал он.
"Ты взрослый, красивый, смелый селезень, я не могу звать тебя таким детским именем. Ты давно вырос из него!"- ответила Алиса.
"Ах, чайка! Ты опять во всем ошиблась! Я гадкий, слабый и очень одинокий!"- горько сказал он.
"Теперь ты не одинок. Теперь у тебя есть я! "- с пылом проговорила она.
"Разве ты, такая белая, так высоко летающая, такая бесконечно прекрасная будешь дружить со мной, таким. Гадким и странным?"- тяжело вздохнул он.
"Я тоже странная. Все мои друзья и подруги считают меня такой. А то, что ты гадкий, ты очень ошибаешься в этом. Я докажу тебе это! Полетели со мной, к горному озеру."- позвала она его.
"Я не умею летать, хоть у меня и есть крылья. Мечтал бы взлететь, да не выходит, как я не пробовал."
"Это не беда. Я полечу, а ты иди вслед за мною. Буду твоей путеводной звездой!"- проговорила чайка и взмыла вверх.
Селезень пошел за ней. Это была очень трудная для него дорога. Ухабистая, извилистая, с горными реками, с ледяной водой и сильным течением. Он переплывал их, выбиваясь из сил. Но труднее всего было преодолевать горы. Его широкие лапки срывались с узких уступов, он чуть не срывался вниз, падал, набивал себе шишки, ему очень хотелось бросить все и вернуться назад, но настырная чайка кружила над ним, иногда поддерживала, иногда говорила такие слова, что придавали ему сил- про то, что верит в него, и не сомневается в успехе, про то, что он сильный духом, и телом, раз побеждает препятствия. А позже когда он сам чуть было не поверил в себя, насмехалась над ним. Дразнила, нажимала на его слабые места. Он злился, и злость придавала ему сил. Он упорно шел к своей цели, иногда восхищаясь птицей, иногда желая догнать и обломать ей крылья, что б шла вместе с ним, царапая свои ноги.
Откуда ж ему было знать, что крылья ей ломали дважды. И дважды она снова поднималась в воздух, хотя все говорили, что это безнадёжно. Что крылья неправильно срослись и никогда ей больше не летать.
Но она верила в свои силы. Упорно трудилась и вот- она снова парит под облаками.
Насмешки же были для того, чтоб укрепить волю в победу. В свои силы. Он злился и доказывал ей свою неправоту, а иногда, когда очень уставал, злился и забывал о усталости. Он гнался за ней, пытаясь поймать.
Целый месяц потребовалось им, что б добрать до озера. За это время он построил 30 ночлегов, на каждую ночь, добывал пропитание и себе, и ей, ведь моря поблизости не было, и чайка не знала, что ей есть. Он кормил ее зернами. И не знал, что ночью она летает на море и ловит рыбу. На зернах чайке не выжить. Она очень благодарила его за корм. Ему было приятно общаться с ней и он больше не чувствовал себя одиноким.
Озеро было не очень большое. Но ровное, как зеркало.
Чайка взяла его за руку и повела к нему.
Смотри- в воде отражается прекрасный селезень.
Сильный, ведь столько всего сумел!
Смелый! Ведь ты спас меня от коршуна, не раздумывая бросившись на него!
Ловкий и умелый! Столько всего построил и столько пищи добыл. На нас двоих.
Красивый! Посмотри на свое оперенье, отливающее всеми цветами радуги, на свои лапы, крылья и клюв!
Виктор, теперь он и сам стал так называть себя, внимательно слушал ее слова, потом взглянул на свое отражение и впервые в жизни увидел, что на него смотрит гордый, сильный, смелый, прекрасный (да не лебедь, но кто сказал что прекрасны могут быть только лебеди?) Селезень.
Виктор повернулся к чайке, поблагодарить ее за то, что открыла ему глаза.
Но той уж и след простыл.
Обидно стало Виктору. Предательницей стал он считать белую чайку.
Но делать нечего, так и отправился в обратный путь он один.
Теперь ему не нужны были слова одобрения, он знал, что легко справится со всеми трудностями и один. Был полностью уверен в своих силах.
Домой он добрался за 3 недели.
"Витек!"-воскликнули одновременно мама и сестра.
"Виктор! Мам, я давно вырос из этого имени!"- решительно ответил он.
"Какой ты стал мужественный!"- сказала сестра.
"Вот и ты вырос, мой сынок!"- ласково ответила мама и нежно потрепала его по голове, потом не утерпела и крепко обняла.
Виктор вышел во двор.
Отец рубил дрова, но периодически морщился от боли и тер поясницу. "Папа, дай ка мне топор!"- сказал он и за 10 минут нарубил и сложил их поленницу.
Отец восхищенно смотрел на него.
После окончания работ, встал, подошел к сыну, протянул руку, пожал ее, резко потянул к себе, обнял и прошептал: «Горжусь твоими успехами, сын", так тихо, что Виктор еле разобрал слова.
Душа его ликовала. Горжусь- от отца- это дорого стоит!
Вышел со двора и увидел драку. Его братья, которых в душе он немного презирал, считая их недалекими, дрались с толпой.
Не раздумывая, он бросился в гущу событий, хотя раньше свернул бы за угол, его ведь никто не видел. Втроем, все вместе, плечо к плечу, они были страшны, конечно, вскоре победив.
Братья подошли к нему, пожали ему руки, обнялись и первый брат сказал: "Ты это, не обижайся на нас, ну что дразнили там, в детстве"
"Смеялись там,- вторил ему второй- это ж от того, что ты брат наш. Святое дело, над братом поиздеваться"
Виктор внезапно понял, что они очень дороги ему. И впервые он чувствовал себя с ними на равных.

Все в его жизни внезапно встало на свои места.
Внезапная, простая и гениальная мысль пронзила его мозг:

Он никогда не был гадким утенком!

Он всегда просто утенком. Обычным утенком, таким же как все, только более мечтательным, а от того и рассеянным.

Где ты, белая чайка, как хочу я обнять тебя и поблагодарить, за то, что открыла глаза мне. А когда я поверил в себя, то и другие увидели меня настоящим.

Вдруг краем глаза он увидел белую вспышку, а вскоре чайка уже кружила над ним.

"Я же говорила тебе, ты прекрасен, мой милый Селезень!"- и взмыла вверх.
"Ты все равно будешь моей! Как бы ты не улетала, ты все-равно прилетишь ко мне, моя Чайка! "
И он посмотрел наверх, где резвилась веселая и счастливая белая птица.
И нежность наполнила всё его существо.

Хорошо было за городом! Стояло лето, рожь уже пожелтела, овсы зеленели, сено было смётано в стога; по зелёному лугу расхаживал длинноногий аист и болтал по-египетски — он выучился этому языку от матери. За полями и лугами тянулись большие леса с глубокими озёрами в самой чаще. Да, хорошо было за городом! На солнечном припёке лежала старая усадьба, окружённая глубокими канавами с водой; от самой ограды вплоть до воды рос лопух, да такой большой, что маленькие ребятишки могли стоять под самыми крупными из его листьев во весь рост. В чаще лопуха было так же глухо и дико, как в густом лесу, и вот там-то сидела на яйцах утка. Сидела она уже давно, и ей порядком надоело это сидение, её мало навещали: другим уткам больше нравилось плавать по канавкам, чем сидеть в лопухе да крякать с нею.

Наконец яичные скорлупки затрещали. «Пи! пи!» — послышалось из них: яичные желтки ожили и повысунули из скорлупок носики.

— Живо! Живо! — закрякала утка, и утята заторопились, кое-как выкарабкались и начали озираться кругом, разглядывая зелёные листья лопуха; мать не мешала им — зелёный цвет полезен для глаз.

— Как мир велик! — сказали утята. Ещё бы! Тут было куда просторнее, чем в скорлупе.

— А вы думаете, что тут и весь мир? — сказала мать. — Нет! Он тянется далеко-далеко, туда, за сад, к полю священника, но там я отроду не бывала!.. Ну, все, что ли, вы тут? — И она встала. — Ах нет, не все! Самое большое яйцо целёхонько! Да скоро ли этому будет конец! Право, мне уж надоело.

И она уселась опять.

— Ну, как дела? — заглянула к ней старая утка.

— Да вот, ещё одно яйцо остаётся! — сказала молодая утка. — Сижу, сижу, а всё толку нет! Но посмотри-ка на других! Просто прелесть! Ужасно похожи на отца! А он-то, негодный, и не навестил меня ни разу!

— Постой-ка, я взгляну на яйцо! — сказала старая утка. — Может статься, это индюшечье яйцо! Меня тоже надули раз! Ну и маялась же я, как вывела индюшат! Они ведь страсть боятся воды; уж я и крякала, и звала, и толкала их в воду — не идут, да и конец! Дай мне взглянуть на яйцо! Ну, так и есть! Индюшечье! Брось-ка его да ступай учи других плавать!

— Посижу уж ещё! — сказала молодая утка. — Сидела столько, что можно посидеть и ещё немножко.

— Как угодно! — сказала старая утка и ушла.

Наконец затрещала скорлупка и самого большого яйца. «Пи! пи-и!» — и оттуда вывалился огромный некрасивый птенец. Утка оглядела его.

— Ужасно велик! — сказала она. — И совсем непохож на остальных! Неужели это индюшонок? Ну, да в воде-то он у меня побывает, хоть бы мне пришлось столкнуть его туда силой!

На другой день погода стояла чудесная, зелёный лопух весь был залит солнцем. Утка со всею своею семьёй отправилась к канаве. Бултых! — и утка очутилась в воде.

— За мной! Живо! — позвала она утят, и те один за другим тоже бултыхнулись в воду.

Сначала вода покрыла их с головками, но затем они вынырнули и поплыли так, что любо. Лапки у них так и работали; некрасивый серый утёнок не отставал от других.

— Какой же это индюшонок? — сказала утка. — Ишь как славно гребёт лапками, как прямо держится! Нет, это мой собственный сын! Да он вовсе и недурён, как посмотришь на него хорошенько! Ну, живо, живо, за мной! Я сейчас введу вас в общество — мы отправимся на птичий двор. Но держитесь ко мне поближе, чтобы кто-нибудь не наступил на вас, да берегитесь кошек!

Скоро добрались и до птичьего двора. Батюшки! Что тут был за шум и гам! Две семьи дрались из-за одной угриной головки, и в конце концов она досталась кошке.

— Вот как идут дела на белом свете! — сказала утка и облизнула язычком клюв, — ей тоже хотелось отведать угриной головки. — Ну, ну, шевелите лапками! — сказала она утятам. — Крякните и поклонитесь вон той старой утке! Она здесь знатнее всех! Она испанской породы и потому такая жирная. Видите, у неё на лапке красный лоскуток? Как красиво! Это знак высшего отличия, какого только может удостоиться утка. Люди дают этим понять, что не желают потерять её; по этому лоскутку её узнают и люди и животные. Ну, живо! Да не держите лапки вместе! Благовоспитанный утёнок должен держать лапки врозь и выворачивать их наружу, как папаша с мамашей! Вот так! Кланяйтесь теперь и крякайте!

Утята так и сделали; но другие утки оглядывали их и громко говорили:

— Ну вот, ещё целая орава! Точно нас мало было! А один-то какой безобразный! Его уж мы не потерпим!

И сейчас же одна утка подскочила и клюнула его в шею.

— Оставьте его! — сказала утка-мать. — Он ведь вам ничего не сделал!

— Это так, но он такой большой и странный! — отвечала забияка. — Ему надо задать хорошенькую трёпку!

— Славные у тебя детки! — сказала старая утка с красным лоскутком на лапке. — Все очень милы, кроме одного… Этот не удался! Хорошо бы его переделать!

— Никак нельзя, ваша милость! — ответила утка-мать. — Он некрасив, но у него доброе сердце, и плавает он не хуже, смею даже сказать — лучше других. Я думаю, что он вырастет, похорошеет или станет со временем поменьше. Он залежался в яйце, оттого и не совсем удался. — И она провела носиком по пёрышкам большого утёнка. — Кроме того, он селезень, а селезню красота не так ведь нужна. Я думаю, что он возмужает и пробьёт себе дорогу!

— Остальные утята очень-очень милы! — сказала старая утка. — Ну, будьте же как дома, а найдёте угриную головку, можете принести её мне.

Вот они и стали вести себя как дома. Только бедного утёнка, который вылупился позже всех и был такой безобразный, клевали, толкали и осыпали насмешками решительно все — и утки и куры.

— Он больно велик! — говорили все, а индейский петух, который родился со шпорами на ногах и потому воображал себя императором, надулся и, словно корабль на всех парусах, подлетел к утёнку, поглядел на него и пресердито залопотал; гребешок у него так весь и налился кровью. Бедный утёнок просто не знал, что ему делать, как быть. И надо же ему было уродиться таким безобразным, каким-то посмешищем для всего птичьего двора!

Так прошёл первый день, затем пошло ещё хуже. Все гнали бедняжку, даже братья и сёстры сердито говорили ему:

— Хоть бы кошка утащила тебя, несносного урода!

А мать прибавляла:

— Глаза бы мои тебя не видали!

Утки клевали его, куры щипали, а девушка, которая давала птицам корм, толкала ногою.

Не выдержал утёнок, перебежал двор и — через изгородь! Маленькие птички испуганно вспорхнули из кустов.

«Они испугались меня, такой я безобразный!» — подумал утёнок и пустился наутёк, сам не зная куда. Бежал-бежал, пока не очутился в болоте, где жили дикие утки. Усталый и печальный, он просидел тут всю ночь.

Утром утки вылетели из гнёзд и увидали нового товарища.

— Ты кто такой? — спросили они, а утёнок вертелся, раскланиваясь на все стороны, как умел.

— Ты пребезобразный! — сказали дикие утки. — Но нам до этого нет дела, только не думай породниться с нами!

Бедняжка! Где уж ему было и думать об этом! Лишь бы позволили ему посидеть в камышах да попить болотной водицы.

Два дня провёл он в болоте, на третий день явились два диких гусака. Они недавно вылупились из яиц и потому выступали очень гордо.

— Слушай, дружище! — сказали они. — Ты такой урод, что, право, нравишься нам! Хочешь летать с нами и быть вольной птицей? Недалеко отсюда, в другом болоте, живут премиленькие дикие гусыни-барышни. Они умеют говорить: «Ран, рап!» Ты такой урод, что, чего доброго, будешь иметь у них большой успех!

«Пиф! паф!» — раздалось вдруг над болотом, и оба гусака упали в камыши мёртвыми; вода окрасилась кровью. «Пиф! паф!» — раздалось опять, и из камышей поднялась целая стая диких гусей. Пошла пальба. Охотники оцепили болото со всех сторон; некоторые из них сидели в нависших над болотом ветвях деревьев. Голубой дым облаками окутывал деревья и стлался над водой. По болоту шлёпали охотничьи собаки; камыш качался из стороны в сторону. Бедный утёнок был ни жив ни мёртв от страха и только что хотел спрятать голову под крыло, как глядь — перед ним охотничья собака с высунутым языком и сверкающими злыми глазами. Она приблизила к утёнку свою пасть, оскалила острые зубы и побежала дальше.

— Слава богу! — перевёл дух утёнок. — Слава богу! Я так безобразен, что даже собаке противно укусить меня!

И он притаился в камышах; над головою его то и дело пролетали дробинки, раздавались выстрелы.

Пальба стихла только к вечеру, но утёнок долго ещё боялся пошевелиться. Прошло ещё несколько часов, пока он осмелился встать, оглядеться и пуститься бежать дальше по полям и лугам. Дул такой сильный ветер, что утёнок еле-еле мог двигаться. К ночи он добежал до бедной избушки. Избушка так уж обветшала, что готова была упасть, да не знала, на какой бок, оттого и держалась. Ветер так и подхватывал утёнка — приходилось упираться в землю хвостом!

Ветер, однако, всё крепчал; что было делать утёнку? К счастью, он заметил, что дверь избушки соскочила с одной петли и висит совсем криво; можно было свободно проскользнуть через эту щель в избушку. Так он и сделал.

В избушке жила старушка с котом и курицей. Кота она звала сыночком; он умел выгибать спинку, мурлыкать и даже испускать искры, если его гладили против шерсти.

У курицы были маленькие, коротенькие ножки, её и прозвали Коротконожкой; она прилежно несла яйца, и старушка любила её, как дочку.

Утром пришельца заметили: кот начал мурлыкать, а курица клохтать.

— Что там? — спросила старушка, осмотрелась кругом и заметила утёнка, но по слепоте своей приняла его за жирную утку, которая отбилась от дому.

— Вот так находка! — сказала старушка. — Теперь у меня будут утиные яйца, если только это не селезень. Ну да увидим, испытаем!

И утёнка приняли на испытание, но прошло недели три, а яиц всё не было. Господином в доме был кот, а госпожою курица, и оба всегда говорили: «Мы и весь свет!» Они считали самих себя половиной всего света, притом — лучшею его половиной. Утёнку же казалось, что можно на этот счёт быть и другого мнения. Курица, однако, этого не потерпела.

— Умеешь ты нести яйца? — спросила она утёнка.

— Нет!

— Так и держи язык на привязи!

А кот спросил:

— Умеешь ты выгибать спинку, мурлыкать и испускать искры?

— Нет!

— Так и не суйся с своим мнением, когда говорят умные люди!

И утёнок сидел в углу нахохлившись. Вдруг вспомнились ему свежий воздух и солнышко, и ему страшно захотелось поплавать. Он не выдержал и сказал об этом курице.

— Да что с тобой?! — спросила она. — Бездельничаешь, вот тебе блажь в голову и лезет! Неси-ка яйца или мурлычь, дурь-то и пройдёт!

— Ах, плавать по воде так приятно! — сказал утёнок. — А что за наслаждение нырять в самую глубь с головой!

— Хорошо наслаждение! — сказала курица. — Ты совсем рехнулся! Спроси у кота, он умнее всех, кого я знаю, нравится ли ему плавать или нырять! О себе самой я уж не говорю! Спроси, наконец, у нашей старушки хозяйки, умнее её нет никого на свете! По-твоему, и ей хочется плавать или нырять?

— Вы меня не понимаете! — сказал утёнок.

— Если уж мы не понимаем, так кто тебя и поймёт! Что ж, ты хочешь быть умнее кота и хозяйки, не говоря уже обо мне? Не дури, а благодари-ка лучше создателя за всё, что для тебя сделали! Тебя приютили, пригрели, тебя окружает такое общество, в котором ты можешь чему-нибудь научиться, но ты пустая голова, и говорить-то с тобой не стоит! Уж поверь мне! Я желаю тебе добра, потому и браню тебя — так всегда узнаются истинные друзья! Старайся же нести яйца или выучись мурлыкать да пускать искры!

— Я думаю, мне лучше уйти отсюда куда глаза глядят! — сказал утёнок.

— Скатертью дорога! — отвечала курица.

И утёнок ушёл.

Он плавал и нырял, но все животные по-прежнему презирали его за безобразие.

Настала осень; листья на деревьях пожелтели и побурели; ветер подхватывал и кружил их; наверху, в небе, стало так холодно, что тяжёлые облака сеяли град и снег, а на изгороди сидел ворон и каркал от холода во всё горло. Брр! Замёрзнешь при одной мысли о таком холоде! Плохо приходилось бедному утёнку.

Раз вечером, когда солнце так красиво закатывалось, из-за кустов поднялась целая стая чудных, больших птиц; утёнок сроду не видал таких красавцев: все они были белы как снег, с длинными, гибкими шеями! То были лебеди.

Они испустили какой-то странный крик, взмахнули великолепными, большими крыльями и полетели с холодных лугов в тёплые края, за синее море. Они поднялись высоко-высоко, а бедного утёнка охватило какое-то смутное волнение. Он завертелся в воде, как волчок, вытянул шею и тоже испустил такой громкий и странный крик, что и сам испугался. Чудные птицы не шли у него из головы, и когда они окончательно скрылись из виду, он нырнул на самое дно, вынырнул опять и был словно вне себя. Утёнок не знал, как зовут этих птиц, куда они летели, но полюбил их, как не любил до сих пор никого. Он не завидовал их красоте; ему и в голову не могло прийти пожелать походить на них; он рад бы был и тому, чтоб хоть утки-то его от себя не отталкивали. Бедный безобразный утёнок!

А зима стояла холодная-прехолодная. Утёнку приходилось плавать без отдыха, чтобы не дать воде замёрзнуть совсем, но с каждою ночью свободное ото льда пространство становилось всё меньше и меньше. Морозило так, что ледяная кора трещала. Утёнок без устали работал лапками, но под конец обессилел, приостановился и весь обмёрз.

Рано утром мимо проходил крестьянин, увидал примёрзшего утёнка, разбил лёд своим деревянным башмаком и принёс птицу домой к жене.

Утёнка отогрели.

Но вот дети вздумали играть с ним, а он вообразил, что они хотят обидеть его, и шарахнулся со страха прямо в подойник с молоком — молоко всё расплескалось. Женщина вскрикнула и всплеснула руками; утёнок между тем влетел в кадку с маслом, а оттуда в бочонок с мукой. Батюшки, на что он был похож! Женщина вопила и гонялась за ним с угольными щипцами, дети бегали, сшибая друг друга с ног, хохотали и визжали. Хорошо, что дверь стояла отворённой, утёнок выбежал, кинулся в кусты, прямо на свежевыпавший снег и долго-долго лежал там почти без чувств.

Было бы чересчур печально описывать все злоключения утёнка за эту суровую зиму. Когда же солнышко опять пригрело землю своими тёплыми лучами, он лежал в болоте, в камышах. Запели жаворонки, пришла весна.

Утёнок взмахнул крыльями и полетел; теперь крылья его шумели и были куда крепче прежнего. Не успел он опомниться, как уже очутился в большом саду. Яблони стояли все в цвету; душистая сирень склоняла свои длинные зелёные ветви над извилистым каналом.

Ах, как тут было хорошо, как пахло весною! Вдруг из чащи тростника выплыли три чудных белых лебедя. Они плыли так легко и плавно, точно скользили по воде. Утёнок узнал красивых птиц, и его охватила какая-то странная грусть.

«Полечу-ка я к этим царственным птицам; они, наверное, убьют меня за то, что я, такой безобразный, осмелился приблизиться к ним, но пусть! Лучше быть убитыми ими, чем сносить щипки уток и кур, толчки птичницы да терпеть холод и голод зимою!»

И он слетел на воду и поплыл навстречу красавцам лебедям, которые, завидя его, тоже устремились к нему.

— Убейте меня! — сказал бедняжка и опустил голову, ожидая смерти, но что же увидал он в чистой, как зеркало, воде? Своё собственное изображение, но он был уже не безобразною тёмно-серою птицей, а — лебедем!

Не беда появиться на свет в утином гнезде, если ты вылупился из лебединого яйца! Теперь он был рад, что перенёс столько горя и бедствий, — он лучше мог оценить своё счастье и всё окружавшее его великолепие. Большие лебеди плавали вокруг него и ласкали его, гладили клювами.

В сад прибежали маленькие дети; они стали бросать лебедям хлебные крошки и зёрна, а самый меньшой из них закричал:

— Новый, новый!

И все остальные подхватили:

— Да, новый, новый! — хлопали в ладоши и приплясывали от радости; потом побежали за отцом и матерью и опять бросали в воду крошки хлеба и пирожного. Все говорили, что новый красивее всех. Такой молоденький, прелестный!

И старые лебеди склонили перед ним головы. А он совсем смутился и спрятал голову под крыло, сам не зная зачем. Он был чересчур счастлив, но нисколько не возгордился — доброе сердце не знает гордости, — помня то время, когда все его презирали и гнали. А теперь все говорят, что он прекраснейший между прекрасными птицами! Сирень склоняла к нему в воду свои душистые ветви, солнышко светило так славно… И вот крылья его зашумели, стройная шея выпрямилась, а из груди вырвался ликующий крик:

— Мог ли я мечтать о таком счастье, когда был ещё гадким утёнком!

Однажды тёплым сиреневым утром ковылял по до­роге утёнок Крячик. Ковылял и зевал. Но не потому зевал, что не выспался, а просто от скуки.
«Плохо быть одному, – размышлял Крячик. – Вот если бы у меня был друг...» Утёнок посмотрел по сторо­нам и вдруг заметил сбоку какое-то тёмное пятно, кото­рое двигалось за ним по пятам.

«Так это же моя тень! – обрадовался утёнок. – Те­перь я не один. Теперь нас двое. Теперь я скучать не буду!» И так ему понравилось гулять вместе со своей тенью, что он решил даже ни с кем больше не дружить. Прав­да, с тенью разговаривать нельзя, но это, может, даже к лучшему: говори что хочешь – никто тебе возражать не станет. Утёнок от радости даже сочинил песенку. Сочинил и запел:

Ах, какой чудесный день!
Ходим вместе – я и тень!
Если с тенью мы дружны,
То зачем друзья нужны?

Идёт Крячик, напевает во всё своё утиное горло. А на­встречу ему козлёнок скачет. Поздоровался козлёнок и спрашивает утёнка:– Я тебе не поме-ме-ме-шаю? Ме-ме-ня Марме-ме-ме-ладиком зовут... И я всякие сладости очень даже люб­лю...
– Ну и что? Ну и люби себе на здоровье! – отмах­нулся крылышком Крячик.
– Но ведь ты один и я один. Давай дружить! – на­стаивал козлёнок.
– Это ты один, – отвечает Крячик. – А я с тенью гуляю. Так что проходи своей дорогой... Мармеладик! Ничего не сказал козлёнок, обиделся и пошёл прочь. Встретился утёнку цыплёнок Фью и предложил:
– Будь моим другом.
– А зачем? – спросил Крячик.
– Разве можно жить без друга? – удивился цыплё­нок.
– У меня тень есть. А ты мне совсем не нужен, – гордо заявил утёнок. Цыплёнок Фью даже присвистнул от возмущения и за­прыгал дальше без оглядки. Тут солнышко не выдержало. Ему так неловко стало за утёнка, что оно со стыда спряталось за большую мох­натую тучу. Ищет Крячик свою тень, а её нигде нет.
– Кря-кря-ул! Укря-кря-кря-ли! – закричал он. – Мою тень укря-кря-ли! От страха утёнок побежал куда глаза глядят – и не заметил, как свалился в глубокий овраг.
Карабкается, подпрыгивает Крячик, а выбраться ни­как не может.
– Спасите! Помогите! Погибаю! – перепугался утёнок. Услыхали козлёнок с цыплёнком – и поспешили на помощь.
Надо выручать без проме-ме-медленья! – вздохнул Козлёнок. – А ты сможешь? – пискнул цыплёнок Фью.
– Один, конечно, не смогу, – сказал козлёнок. – А вместе-месте мы обязательно выручим!
– Я согласен, – кивнул клювом Фью. – Займёмся фьюз-культурой!
– Держись, утёнок! С нами, ме-ме-жду прочим, не пропадёшь! – стал успокаивать Крячика неунывающий Мармеладик.Козлёнок с цыплёнком изловчились – и вытащили утёнка из оврага. А он глаза опустил и жалобно говорит:
– Некря-кря-сиво получилось! Я вас прогнал, а вы мне помогли. Может, кто-нибудь из вас ещё не переду­мал дружить со мной?
– Я... не передумал... – сказал Мармеладик.
– И я тоже не передумал, – поддержал козлёнка цыплёнок. – Но как же ты поступишь... со своей тенью?
– Её укря-кря-ли... – печально проговорил Крячик. Из-за тучи снова выглянуло солнышко. И знакомое тёмное пятно опять оказалось рядышком с утёнком.

Жил-был утенок Утя. Однажды утром оказалось, что у него сегодня день рождения. Мама утка сказала, что Уте уже 2 года и совсем скоро он пойдет в детский сад. Утя необычайно обрадовался, ведь он знал по рассказам своих соседей по пруду, что в детском саду у него появятся много новых друзей. И вот настал долгожданный день. Утя с мамой отправился в детский сад. На пороге их встретила воспитательница. Уте было немножко боязно отпускать мамино крыло, но любопытство взяло верх и Утя перешагнул порог группы.
Мама сказала, что обязательно придет за ним вечером, это успокоило Утю и он побежал рассматривать игрушки. Чего только не было на полках группы- машины, автобусы, эксковаторы, поезда. А еще различные мозаики и конструкторы. А сколько кукол улыбалось с полок Уте, просто разбегаются глаза. » И как же я раньше жил без всего этого» – подумал Утя. Но тут воспитательница объявила, что пора мыть руки и садиться завтракать. На завтрак была каша. Вообще-то Утя не очень-то любил эту кашу, но воспитательница так интересно рассказывала, как эта каша попала к нам на стол, что Утя не заметил, как съел целую тарелку.
А потом все завертелось: сначала все ребята вместе с воспитательницей ходили к куклам в гости и «пекли » бараночки из пластилина, потом пели такую веселую песенку, что песенка еще долго не уходила с языка. А на прогулке играли в волшебный поезд, который вез ребят через леса и горы и поля и моря. Оказалось, что мир очень большой и существует не только пруд и детский сад, но и много чего еще интересного. Но в этом Утя как-то не успел разобраться, решил, что потом спроит у воспитательницы.
После прогулки все пошли обедать. Обед был очень вкусным, а когда Утя допивал компот, у него начали слипаться глаза. «Хорошо бы и поспать» – подумал Утя. И тут же воспитательница пригласила его в спальню. Там Утю ждала мягкая кроватка, а на одеялке были нарисованы веселые гномики. Воспитательница читала детям сказку. Засыпая Утя думал о том, что как же ему повезло. А еще Утя решил, что обязательно, как только вырастет станет воспитателем. Больше он подумать ни о чем не успел, потому что сладко заснул.
Проснулся Утя от веселой музыки. Оказалось, не вставая с кроватки, можно делать веселую и полезную зарядку. «Надо будет обязательно научить этому мамочку», подумал Утя. И тут ему стало грустно. Ведь это был его первый день без мамы и сейчас ему очень захотелось поплакать. Но воспитательница подошла к нему и шепнула на ушко о том, что в раздевалке его уже целый час ждет мамочка, ждет, когда же он проснется. «Все-таки обязательно стану воспитателем» – подумал уже во второй раз Утя, -»они дарят детям радость».
Когда Утя с мамочкой шли домой, рот его не закрывался. Утя хотел рассказать маме все: и то, как полезно по утрам есть кашу, и про зарядку, и про привязчивую песенку, и про волшебный поезд. А дома вся семья собралась за столом. Все пили чай с тортом, который купил папа по случаю первого дня в детском саду. Утя заснул раньше обычного. А мама с папой еще долго сидели-сидели за столом и говорили, как же Утя подрос за этот день, как поумнел и как они им гордятся…

Жили- были дед да баба. Из всего хозяйства осталась у них только одна уточка. Вот дед и говорит бабе - Давай- ка порежем уточку и съедим ее.- Жалко было бабе, ну что тут поделаешь. А Уточка, как услышала про это испугалась, заплакала. И говорит она деду с бабой - Не режьте меня, я вам еще пригожусь. Вот скоро выведу утят всем на радость.- Подумали дед с бабой да и согласились. Прошло время, вывела уточка утят, да таких хорошеньких, пригоженьких, что глаз от них отвести не может. Спрячет всех к себе под крылышки, сосчитает все ли на месте. И сидит гордая, довольная, что у нее такие детки. Вот как- то вечером слышит она снова. - Видишь, баба какие утята у нас ладные. Пойду- ка я завтра на базар да продам их. А уточку себе оставим, она нам еще пригодится.- Как услышала уточка заплакала. - Ох, бедные мои детки, как же будем мы друг без друга жить поживать? Что же это надумали дед с бабой? Не бывать этому никогда!- Как стемнело собрала она своих утят взяли они и ушли от деда с бабой далеко- далеко, куда глаза глядят. Нашли себе озеро, около него было много камышей. Вот в них-то они и спрятались. Научила уточка утят плавать, нырять за червячками, за мелкой рыбешкой. Живут они на озере и горя себе не знают. Вот как- то раз прилетела на озеро стая диких уток. - Славные какие утки и летать могут- думала уточка. Дикие утки целый день плавали, купались в озере, а улетать совсем и не собирались. Уточка все таки решила выйти к ним и познакомиться. Так они все и подружились. Никто уточку со своим выводком тут не обижал. Вот так и жили они вместе все лето и осень. Утята уже совсем подросли. Но вот дикие утки стали собираться лететь в теплые края. - Как же ты будешь дальше тут жить? - Спрашивали они у уточки. Зимой озеро превратится в лед, наступит зима, не выжить вам в сугробах.- Уточка призадумалась, а потом сказала - Возьмите нас с собой в теплые края, пожалуйста.- Начали все учить уточку летать. Но у нее ничего не получалось, не могла она взлететь высоко в небо. - Зря стараешься! - Сказала ей старая дикая утка, давно я живу на свете, но никогда не видела, чтобы домашняя птица поднялась в небо и полетела вместе с нами. Собирай- ка своих утят и ступайте туда откуда пришли. А не то скоро вы тут пропадете, без еды и тепла. Что поделаешь, попрощалась уточка со всеми, пожелала им счастливого пути. Долго смотрела она в небо и махала крылышком. Повела уточка своих утят обратно к деду с бабой. Правда, это были уже не те маленькие утята. Они выросли за это время и превратились в больших красивых молоденьких уток. Вот подходят они к дому, уточка впереди, а за ней весь ее выводок. Стали они громко кричать- Кря! Кря! Кря! открывайте нам ворота- Услышали дед с бабой, вышли на порог, глазам своим не верят. - Да, это же наша уточка пришла, с собой утят привела, большие выросли, красивые! Открыли им ворота, накормили напоили да и спать отправили. А утром сказали уточке- Ты прости нас, виноваты мы перед тобой, а ты не обиделась и вернулась к нам. Да еще вот сколько уточек привела. Спасибо тебе за это.- Прошло время у деда с бабой уже было столько уток, что они даже счет потеряли. И жили все потом счастливо.